- Заткнись! Заткнись! - вовлечено Эдик играл своей девушке Стива Джобса, который когда-то кричал эти слова одному из своих инженеров, когда к ним в офис на разведку пришел лидер конкурентов Билл Гейтс, после того как они выпустили в свет первый в истории компьютер с традиционным интерфейсом: рабочий стол, мышка, курсор. Молодому человеку очень хорошо запомнилось, как актеры документального фильма про легендарного "яблочного" президента обыграли этот знаменитый момент. Он вообще любил смотреть что-нибудь интересное, а потом живо и азартно пересказывать это своим друзьям и девушке. Даше это нравилось до чрезвычайности: во-первых, ей с ним никогда не было скучно; во-вторых, она находила некое очарование в такой наивной увлеченности своего парня всякими историями, биографиями и научно-популярным контентом. В этот раз россказни Эдика или (как она его называла Эди) развлекали ее на станции метро "Левобережная": они ждали поезд, чтоб доехать до станции "Арсенальная", чтоб... А, впрочем, нам до этого дела нет.
- Можно подумать, что его так просто и впустили, - усомнилась в достоверности излагаемого Даша.
- Дашка, но это же не военная лаборатория была какая-то - это был офис айтишников, по сути, там и корпоративной культуры еще не было, и системы безопасности информации тоже. Это все появилось позже. Вот он и приходит к ним в офис как старый знакомый. И хитрый же главное: начинает подкрадываться к самому существенному, а тот так давай ему все рассказывать (ни о чем болван не думает); а Стив как вспылил, аж взорвался.
- О, господи! - Даша неожиданно и пугающе прервала Эдика, направив свой взгляд мимо него. Там спотыкнулся ребенок и упал вниз на рельсы, а поезд уже стремительно приближался. Мальчик (лет 7) мгновенно вскочил на ноги, из-за испуга даже не успев почувствовать боль. Его мама кричала, потеряв всякий контроль над собой, чтоб он прыгал обратно на платформу, но мальчик, видно, был настолько охвачен чувством страха, что чрезмерная доза выделенного адреналина ввела его в состояние оцепенения: он просто стоял и смотрел, как железное чудище приближается к нему. Точно также стояли люди на платформе, в полной растерянности; и только мать, как будто вся в исступлении, все кричала, чтоб Лешенька прыгал к ней и хватался за ее руки; но мальчик стоял между двумя рельсами, выставив вперед две нежные ручонки так, что, казалось, он верил в то, что металлическое чудовище послушается его и остановится. Все это очень близко происходило от Эдика и Даши - в пяти метрах от них. Девушка просто пребывала в ужасе, а у ее парня исказилось лицо так, если бы его разрывали в один миг сто сильнейших и противоречивых душевных порывов.
Все это длилось на самом деле 5-7 секунд, пока с обратной стороны платформы не прибежал молодой человек в военной форме и не прыгнул к ребенку. Он со скоростью пули схватил его крепко под руками и мягким, но сильным броском отправил в гущу народа, чтоб тот не ударился об твердынь площадки, а был словлен кем-то из людей. Точность и скорость движений были поразительными: складывалось ощущение, что этот солдат много раз бывал в бою и научился в опасных для жизни ситуациях полностью подчинять себе свою волю, тело и разум. Он успел выкинуть мальчика, но если бы не быстрая реакция машиниста, то сам бы он погиб: тот очень своевременно использовал механизм мгновенной остановки, который предусмотрен на поездах метро. Стало ясно, что даже если бы военнослужащий не прыгнул бы за ребенком, то последний бы не погиб.
Даша очнулась от шока, обхватила за руку Эдика, интуитивно ища защиты или, скорее, подсознательно защищая дорогого ей человека без рациональной мысли о том, что причин для страха нет. Эдик, такое ощущение, был весьма разочарован исходом: он грустно смотрел на то, как солдат энергичными и аккуратными движениями (потому что хотя электричество и было изолировано с помощью специальных материалов и такого себе железного "колпака", но все же рельсы - это источник мощного тока, который кормит поезда, чтоб те двигались и возили людей), как его чествовали люди, как мать плакала и обнимала ребенка, затем героя. Даша списала аномальную реакцию Эдика на неприятное впечатление от того, что могло произойти.
- Эдя, ну все. Все хорошо, все живы. Заходи уже, - и она, подталкивая, заставила его войти в вагон поезда, который вынужден был на две минуты приостановить свое движение. Что там дальше происходило на станции неизвестно, да и ничего уже случиться не могло. Эдик ехал молча, потупив взгляд в рекламный плакат, естественно, не видя на нем ничего, кроме собственных мрачных мыслей. Даша смотрела на него, иногда отводя взгляд, и не знала, что и думать. Ей бы поделиться впечатлениями и переживаниями на счет всего этого, да как-то язык не поворачивался, видя, что у ее парня какое-то мрачное нашествие и необъяснимые душевные стенания.
После того как они вышли из вагона и оставили позади также и шум городского муравейника, то есть станции метро, она нарушила не объявленный обет молчания:
- Эдя, ты чего такой мрачный? Прям под контекст этих сумерек (темнело). Ребенок жив, спаситель его жив (машинист молодец), ты жив, я жива, а Земля все еще вертится. Могло же быть и намного хуже. Чего ты расстроился?
- Я самый обычный человек, - с тяжестью человека, вмиг разочаровавшегося во всем мире и в каждом его предмете по отдельности, произнес эти слова парень.
- Что? - искренне не понимая, в чем дело, спросила озадаченная Даша.
- Если бы тот солдат не прыгнул бы, то все так бы и стояли... И я... Так бы и стоял.
- О Господи! Вот в чем дело.
- Я всегда думал, что я отличаюсь от всех, что я могу поступать и делать так, как другие не могут, что у меня хватает решимости и смелости... Но нет. Не хватает. Я хотел помочь тому мальчику, но инстинкт самосохранения залил бетоном все мое тело: я не мог и шевельнуться. Я ничем не отличаюсь от всех людей: в сложных ситуациях я поступаю так, как и они.
- Да, но я уверена, что другие из стоящих там в тот момент сейчас не терзают себя за то, что они ничего не предприняли, - с утешительным тоном возражала девушка. - А мама, так это вообще! Я бы, если мой ребенок оказался в подобной ситуации, под тот поезд сама бы прыгнула, если надо было бы. Она стоит - орет только. У нее, что, материнский инстинкт сломался?
- Это не важно, - с едва ли заметным раздражением произнес юноша, потому что грусть все еще доминировала в его сердце. - Я считал себя лучше их, всегда мысленно считал, а оказалось, что это не так. Лучше оказался тот солдат.
- Хорошо. Даже если и так? - с очевидным нетерпением начала говорить Даша. - Если и так? Пускай лучше. Пускай ты не герой и все такое, а самый обычный парень. Это, что, повод ненавидеть себя? Повод для самоистязания?
- Просто завтра утром это подлое чувство... Чувство того, что я особенный ко мне вернется. И я буду ходить по миру, надменным взглядом окидывая всех. А какие у этого основания!? Пустое место - вот тебе какое основание! Когда я мог доказать себе и другим, я просто стоял. Да и вру я, что мои инстинкты заблокировали все мое движение! Вру. Мог я двигаться. Я даже подумать успел. Подумал и остался стоять.
- Откуда в тебе столько взыскательности к самому себе? Я рада, что ты не прыгнул. У меня бы сердце на куски разорвалось. Что ценнее: мое сердце или твое эго?
- Та уж твое сердце, - с усмешкой, вызванной изобретательностью своей девушки, ответил Эдик.
- Ну вот мое сердце в порядке, а твое эго пусть лежит, отходит, выздоравливает.
- Дашка, вот ты, - с чувством примирения не договорил Эдик.
Комментариев нет:
Отправить комментарий