Днепрогэс

"Конечно, только Днепрогэс! Днепрогэс - это идеальное место для этого. Нигде больше я не хочу кончать с собой, кроме как на этом прекрасном и величественном сооружении.

В Сан-Франциско есть мост "Золотые ворота", а у меня есть эта могучая плотина, эта легендарная гидроэлектростанция. В ней особая сила таится. Столько погибло людей при ее строительстве. Затем во время сражений с немцами и послевоенной реконструкции. Очень много.

Верил бы я, как малодушный гад, как слабоумный червяк, у которого одно достоинство - наличие хребта, в существование потустороннего мира, то обязательно предположил, что моему призраку придется скитаться в вечных мучениях после самоубийства у этой плотины. Предположил бы и передумал прыгать, оправдав таким вот образом свою слабость, позорное подчинение инстинкту самосохранения и жалкое желание жить, чтобы страдать, а не жить вовсе. Но я не верю. Может быть, какая-то энергетическая субстанция после меня останется, которая будет продолжать существовать, но это буду не я. Я - это мой разум, мое сознание, мой мозг и все его инструменты. А мой мозг погибнет в ту самую секунду, когда ударится об воду.

О, после падения с такой высоты вода будет как бетон. Прекрасно. Никаких шансов выжить. Главное - просто сделать это. Не искать смыслы, а сделать. Ты начал принимать это решение уже очень давно  - еще в университете. За несколько лет ты обдумал столько смыслов, что сейчас уже ничего не осталось. Только соврешь себе что-то, чтоб не прыгать, а на следующий день вернется это чувство.

О, оно беспощадно! Это даже не тоска, хотя она страшная. Это что-то больше, чем тоска. Это отвращение. Отвращение к жизни из-за того, что в ней так мало счастья, радости, возможностей и справедливости.

То, что сейчас происходит - это удивительно. Я завершаю мысли. Я начинаю что-то думать и логически это оканчиваю. Раньше такого никогда не было - раньше одна мысль перебивала другую, обрывала меня на полпути к завершению. Еще никогда мой разум не был таким ясным.

Хе-хе! Это его отчаянная попытка. Мой мозг играет в свою игру. Он нагнал возбуждение, возвышенное настроение, чтоб я почувствовал эйфорию и захотел жить. Но завтра утром все начнется заново. Часики снова затикают, а тошнотворные чувства жирным маслом будут стекать с моего горла и накапают лужу в желудке. Там заведутся насекомые, полезут дальше по органам, будут ползать по моему сердцу, шкребти и царапать его своими острыми лапами, жалить его, когда станет им скучно.

Нет, мозг. Не выдумывай. В твоих руках есть мощные инструменты - инстинкты и гормоны. Благодаря им ты можешь получить все, что тебе надо, но не сегодня. Сегодня я держу в голове крепкую установку. Я принял решение. Все! Точка. Прозвучало банальненько, но зато такой настрой дает шансы на успех. Сегодня я отключаю малодушие, размышления, желание жить. Отключаю все, кроме решимости. И никакие игры мозга сегодня не возымеют эффект. Хочешь жить, падло?! Так поддерживай эти чувства, что ты производишь сейчас, постоянно. Хотя бы в десятой доле!

Я знаю, как это сделать. Я знаю, как на мгновение вывести из игры инстинкт самосохранения. Точно так же, как я делаю это, когда обливаюсь холодной водой. Я всегда испытываю тягостное ощущение перед этим. Мозг идентифицирует холод, как угрозу, и нагоняет страх. Заставляет меня отказаться от вещи, которая инстинктивно воспринимается как вредная, хотя я  наверняка знаю, что это полезное. Принцип такой же - надо просто сделать это. На мгновение отключаешь все инстинктивное, всю биологию, и делаешь то, что решил сделать. Вот и в тему моих текущих мыслей корпоративный слоган Nike "Just do it". Вот почему именно сейчас он мне попался на глаза? Какие все-таки пунктуальные эти случайности", - такие мысли роились в голове у Данила, когда он быстрым шагом направлялся к Днепрогэсу, двигаясь по Проспекту Ленина.

Это был поздний майский вечер. Самая приятная температура воздуха и нежно-золотые краски центра Запорожья должны были по всем канонам жанра пробуждать хорошее настроение и жизнелюбие в душе такого экзальтированного молодого человека, каким был Данил, но он, как вам уже стало понятно, имел твердое и страшное намерение.

Он знал, что мир предстанет перед ним таким, каким его не захочется покидать, и он заранее решил избежать такого воздействия. Парень держал в голове осознание того, что эта красота обстановки и воодушевление внутри - кратковременные. Дальше будет беспросветная тоска, печаль, грусть  - три ребенка одной гадюки, которую именуют Несчастьем.

Иногда прибавлялись всякие тревоги и страхи. Однако они быстро пропадали. Данил говорил себе: "Какая к черту разница, случится это или нет? Все равно такая жизнь - это не ценность". И фобии стыдливо покидали его разум. Оставались только три сестры.

Молодой человек догадывался, что ему может помочь психолог, но обратиться к нему он считал трусливым поступком.

"Нет, нет. Какой психолог? Или терпи и продолжай работать, истекая кровью, или закончи это все. И второй вариант мне нравится больше. Сейчас этим и займусь".

Данил уже проходил мимо памятника Ленину - массивное сооружение Днепрогэса предстало перед ним. От этой громадины веяло холодом, но каким-то несуществующим, призрачным, проклятым, ощутимым душой, но не телом. Парень нес в правой руке черную спортивную сумку. В ней лежали кроссовки, шорты и футболка. Он не мог сразу одеть эти вещи, потому что в них было немного прохладно, но они так были нужны ему. Он был нездоров умом уже давно. Навязчивая мысль о прекращении всего жужжала как бешеная муха, которая то приближается к уху, то отлетает от него, покружится где-то и обратно к уху, чтоб воспалять разум.

"Как-то интересно протекают последние минуты жизни. Быстро. Я спешу еще. Хочу скорее все сделать, пока не потерял настрой, пока не сочинил себе причину жить. А сочинять я умею. Воображение у меня очень мощное. Проклятье! Зачем давать такой потенциал настолько беспокойной душе, невероятно чувствительному сердцу? Безобразие. А, может... Нет! Никаких "а, может"! Да, возможно, я слишком драматизирую, когда утверждаю, что полученное человеком от природы нельзя изменить и остается лишь выбирать, жить с этим или уйти. Возможно, работа с собственным сознанием может принести плоды, но это такое дно, что я не хочу с этим связываться. Хочу запечатлеть свою личность в ее полной оригинальности и уйти, любуясь ею. О чем думают люди перед тем, как пойти на такой шаг? О родных и близких? Я вообще о них думать не хочу. Меня никогда не понимали и даже не пытались. Какие же они были далекими и сейчас тоже".

Возбужденный юноша за своими мыслями, быстрыми и разительными, как сверкающая над горизонтом молния, не заметил, что уже подошел к "телу" платины. Несмотря на поздний час, трафик, как всегда, был большой на переезде через Днепр. Много легковых и грузовых автомобилей на большой скорости переезжали на другой берег реки, по которой принято производить самое крупное географическое деление Украины.

Только Данил прошел изгиб, за которым начиналась дорога, проложенная на верхушке платины над рекой, он остановился на пешеходной дорожке. Парень расстегнул свою легкую курточку, скинул ее, затем всю остальную одежду, кроме белых носков. Кто-то из водителей и пассажиров мог мельком посмотреть на нагое тело чудака, но вряд ли время и место подталкивало к шуткам или смеху. Люди ехали уставшие, не говоря уже про концентрацию, которую требовало вождение.

Прохлада испугала Данила, и он скорее начал вытягивать из сумки спортивные вещи и одевать их. В те секунды он думал, как все-таки это странно - переживать из-за этих мелочей в такое время.

"Инстинкты неистребимые. Мой организм ведет свою игру. Пускает в ход свои привычные механизмы воздействия. Не получится. Сегодня я все делаю по предварительной договоренности с самим собой. Сегодня я не отступлю.

Мне кажется, что я слишком психически здоровый, чтоб совершить самоубийство. Почему другие это делают? Глубокое разочарование и отчаяние? Это понятно. Но что становится определяющим? Убеждение или эмоция? Другие сделали это, потому что они приняли такое решение, или они трусливо спасались от нестерпимой душевной боли? А я почему это делаю? - он остановил поток мыслей, посмотрел под себя сквозь асфальт, платину и весь земной шар, увидев всю Вселенную и небольшой кусочек этой Вселенной, который был его душой. - Да, из-за эмоций. Конечно, мне просто больно оттого, что я, тонкий и морально красивый, развитый и эмоционально богатый человек, по факту социальный ноль. Безусловно, эмоция меня ведет, но она же и отводит! Заставляет балансировать между смирением и радикальным решением - в зоне вечного страдания и несчастья.

Надо куда-то свернуть и разбить маятник. Сейчас этим и займусь. Но сначала надо в последний раз почувствовать свое тело, испытать всю прелесть физических ощущений и подарить катарсис душе".

Прогоняя по своим нейронным каналам такие мысли, он переоделся, решительно взял свою сумку с одеждой и бросил их вниз. Там еще не было реки, а располагались инфраструктурные сооружения станции, но высота все равно была огромной. Он только зачем-то достал телефон и положил его в карман своих шорт. Несмотря на сильнейшую установку довести дело до конца, он все же не мог лишить себя последней призрачной надежды. Это была та надежда, предметом которой была нематериальная, едва осуществимая вероятность. И если спросишь у человека, верит ли он в эту вероятность, он скажет: "Нет. Но в душе то, что на словах опровергли, зашумит, напомнит о себе. Иначе и быть не может. Иначе человеку не прожить на свете.

"Хух! Ну, все! В последний раз я испытаю весь набор чувств, что дарили мне короткие "перерывы счастья", - парень сам придумал и часто повторял про себя это словосочетание, - комплекс ощущений, которые связаны с движением, уединением, диалогом с Вселенной, свежим воздухом, огромным свободным пространством, грандиозностью звездного неба и прекрасными картинами обширных просторов. Сейчас все это есть. Может, я что-то забыл, но и без забытого хорошо!"

Данил выбежал на дорогу, где по-прежнему был интенсивный трафик. Он двигался по правой стороне, чтоб облегчить задачу удивленным и возмущенным водителям. Юноша не сильно старался не попасть под машину, однако он не хотел, чтобы "железные кометы" асфальтной полосы мешали ему - он бежал близко к краю дороги.

Адреналин уже задолго до начала спринта в больших объемах выделился из надпочечников Данила, поэтому бежалось ему легко. Ветра не было, тем не менее скорость движения эксцентрика создавала для него самые ласково-нежные прикосновения воздуха: тело дышало, мышцы восторженно стонали от наслаждения, суставы были пластичны как никогда.

Он бежал и чувствовал свой организм в его наивысшей степени развития, ощущал всю бесконечность пространства и всю энергию в многогранном движении вокруг себя. Он не думал в эти секунды ничего, потому что не мог позволить себе роскошь отвлечения. Все силы мозга были направлены на то, чтобы интенсивно чувствовать все, что можно было почувствовать.

Он раскрылся. Из-под лопаток проросли крылья, обернулись густым и крепкими белыми перьями и засияли краями будто облака, скрывающие за собой самое яркое солнце, когда-либо виданное с Земли.

Уже не было мочи бежать дальше, ведь крылья стали до ужаса тяжелыми и объемными, сопротивляясь воздуху подобно парашюту. Данил полетел. Оторвался от земли в энергичном прыжке, как лягушка; подхватил себя в воздухе, понесся ввысь, где он увидел два моря. Одно было впереди него, другое сзади. Это были два моря огней - Запорожье Левое и Правое. А между ними тихий и грозный Днепр казался темной бездной, гигантской пастью земли, готовой всосать и проглотить все, что над ним летало.

Данил чувствовал, как что-то холодило ему душу, когда он всматривался во тьму грозного массива холодной воды. "До нее дело еще дойдет", - подумал парень и устремил свой взгляд к мелким для глаза звездам, которые появляются в городской среде и жирнеют по мере отдаления от нее. Он недолго любовался ими, чтоб рвануть к самым светлым улицам города, порхать над ними и пугать людей, случайно оказавшихся там в такое позднее время.

Крылья были такими мощными, а в теле так много энергии, что он мчался быстрее, чем его глаза могли разглядеть предметы внизу. Схватывая общий план красивых улиц города, он как будто матерой столовой ложкой кормил свое восприятие сгущенкой: так сладко ему было на все это смотреть. Так свежо и легко ему было парить в ту ночь над Запорожьем.

Резким и космически быстрым рывком он ринулся к месяцу, провел по его неровностям пальцами, как делал это с забором в детстве, проходя мимо него. Он хотел еще поиграться с красками Юпитера, размешав руками густые газы верхнего слоя этой планеты, раскрутить кольца Сатурна и вытолкнуть ногой Плутон подальше от нашей Солнечной системы ради забавы, но остановился, потому что уже заканчивалась та часть дороги, внизу которой вода была очень низко. К тому же Данил уже запыхался: последний забег, забег жизни не то действие, при котором человек следит за ровностью своего дыхания. Физика прекратила блаженство.

Он перешел на другую сторону дороги, потому что высота была слева от него, перешагнул через разделительное ограждение для пешеходной части. Осознавая, что каждый совершаемый шаг - один из последних, идешь как-то особо осторожно и неторопливо. Хотя решимости Данил не терял, все же он был похож на человека, который не сильно стремится духом туда, куда его несут ноги. Тем не менее молодой человек безотлагательно перелез через второе, более высокое ограждение, за которым мрачно и величественно дышала водяная тьма. Он равнодушно взглянул на нее, но равнодушие была им придуманной. На самом деле он боялся ее. Боялся, но хотел ее. Страшная тьма громадной реки уже тянула его - всасывала душу и приглашала тело.

Эмоциональный фон резко сменился: 30 секунд назад он еще испытывал эйфорию, а теперь ужас и смятение. Ветер, который внезапно усилился до  такой степени, что стал ощутимым, враждебно обдувал его спереди, сзади шумел транспорт, пешеходов не было в зоне видимости. К страху и замешательству прибавилось грандиозное одиночество. Парень потерял весь кураж. Ему не хотелось прыгать, но и не прыгать тоже не хотелось. Странное состояние овладело им.

Все же установка, принятая и утвержденная заранее, сыграла свою роль, и он готовился уйти. Он вознес глаза к небу и начал всматриваться в белые и бледно-синие крупинки на темном полотнище. "Вот бы взлететь вверх и испариться, как комета, сопротивляясь атмосферным газам, вместо того, чтоб упасть. Вот это красивая смерть", - думал он, когда уже подходило время сказать кое-что вслух. Он заранее продумал свое обращение к миру (всей Вселенной), но сократил его значительно в последний момент, потому что боялся передумать. Каждая секунда промедления угрожала его намерению: он боялся собственного желания жить.

"Привет, - поздоровался с Вселенной эксцентрик-самоубийца. - Ты знаешь, я люблю тебя. Я тебя, правда, очень люблю, - его глаза наполнились слезами. - Каждый твой атом. От простейшего до самого сложного. Каждый твой атом водорода я люблю так, как всю жизнь в целом. Вот только твое отношение ко мне - полярное. Мы не сошлись характерами. Особенно он сложный у меня".

Данил развернулся спиной к реке: он не хотел видеть ее, устрашающую, громадную и мрачную. Ее мрак напоминал ему то, что было спрятано под капюшоном у смерти. Такая же леденящая душу темнота. Та же бездна зла и нахального ужаса. Таким ему в тот момент казался Днепр. Приняв такое положение, он должен был видеть звезды, когда полетит, а не воду, за которой начинался потусторонний мир, то место, где душили темные чудовища и смаковали сердце прожорливые черви. Такие образы рисовало его воспаленное сознание.

Парень перестал что-либо замечать. Все стало какое-то панельное, ненастоящее, слишком густых красок. Его пятки были на весу, а руки инстинктивно крепко сжимали верхнюю часть ограждения. Но инстинкты в тот час демонстративно им игнорировались. Его все еще раздражал страх остановиться, поэтому он решил не медлить. Осталось совсем ничего - разжать пальцы и легонько оттолкнуться. Он уже подошел к точке невозврата. Теперь нужно ее пройти.

Уже можно было уходить, но он дарил себе еще какие-то секунды жизни, которые проводил в ужасающем волнении. Он, явно, не хотел умирать, но отступиться уже нельзя было. Данил был из тех людей, кому принципы, очевидно, идут во вред.

"Ну, все. Пора", - сказал про себя парень. Юноша, наверно, подарил бы себе еще несколько секунд и в конце концов прыгнул, но зазвучал рингтон его мобильного, который он, подчиняясь своему угнетаемому больным сознанием, но все же сильному желанию жить, положил себе в карман. Запела Шакира: "Underneath your body, that's my territory...". Данил исполнил жест досады, хлопнув себя по бедру одной рукой. Он сам себе демонстративно соврал, что расстроен из-за невозможности беспрепятственно завершить начатое, хотя его глаза горели пламенем надежды, когда он доставал из кармана телефон и смотрел, кому он оказался нужным конкретно в этот важный момент.

Для него в тот момент дисплей экрана извергался изумрудами и сверкал золотом, потому что на нем было написано "Настя Н.". Эта девушка не вспоминала о нем около двух лет с того момента, как они разорвали отношения, которые были самыми продолжительными и яркими в его жизни. Почему она звонит именно сейчас? От нее долгое время ни слуху ни духу, и вот ей приспичило поговорить с ним, когда он уже был готов прыгать с моста. Он был поражен. Ему позвонил самый желаемый человек из всех.

Будучи неспособным иронизировать, он без промедления взял трубку.

"Да. Привет, - с подавленным волнением сказал Данил. - Да нормально. А ты как? Ясно. Что хотела? Просто поговорить? Ладно. Я понял. Вот только для меня очень важно знать кое-что. Просто умереть, как важно! Почему ты решила позвонить конкретно сейчас, именно в эту конкретную минуту? Ответь честно, - последовала пауза. Во время нее парень слушал обрывистые объяснения девушки, которая, будучи осведомленной насчет его странностей, не смутилась. - То есть просто захотелось именно сейчас? Пришло в голову и хоть стреляй, да? Я тебе потом расскажу почему. Хорошо. Хочешь встретиться? Давай завтра. В 20:00 возле цирка, да? Точно придешь? Ладно. Тогда до завтра".

Он положил мобильный обратно в карман, постоял еще несколько секунд, держась еще крепче за ограждение, цокнул, как будто был раздосадован случившимся, перелез через перегородку и побрел потихоньку домой, обдумывая все, что в этот вечер произошло или могло произойти.